Упрощенная HTML-версия
3 1
Ш В Е Д С К А Я С П И Ч К А
Ефрем показал, что действительно Николашка каждый вечер
режет кур и в разных местах, но никто не видел, чтобы недорезан-
ная курица бегала по саду, чего, впрочем, нельзя отрицать безу-
словно.
— Alibi, — усмехнулся Дюковский. — И какое дурацкое alibi!
— С Акулькой знавался?
— Был грех.
— А барин у тебя сманил ее?
— Никак нет. У меня Акульку отбили вот они-с, господин Псе-
ков, Иван Михайлыч-с, а у Ивана Михайлыча отбил барин. Так де-
ло было.
Псеков смутился и принялся чесать себе левый глаз. Дюковский
впился в него глазами, прочел смущение и вздрогнул. На управ-
ляющем увидел он синие панталоны, на которые ранее не обратил
внимания. Панталоны напомнили ему о синих волосках, найденных
на репейнике. Чубиков, в свою очередь, подозрительно взглянул на
Псекова.
— Ступай! — сказал он Николашке. —А теперь позвольте вам за-
дать один вопрос, господин Псеков. Вы, конечно, были в субботу под
воскресенье здесь?
— Да, в десять часов я ужинал с Марком Иванычем.
— А потом?
Псеков смутился и встал из-за стола.
— Потом... потом... Право, не помню, — забормотал он. —Я много
выпил тогда... Не помню, где и когда уснул... Чего вы на меня все так
смотрите? Точно я убил!
— Где вы проснулись?
— Проснулся в людской кухне на печи... Все могут подтвердить.
Как я попал на печь, не знаю...
— Вы не волнуйтесь... Акулину вы знали?
— Ничего нет тут особенного...
— От вас она перешла к Кляузову?
— Да... Ефрем, подай еще грибов! Хотите чаю, Евграф Кузьмич?
Наступило молчание, тяжелое, жуткое, длившееся минут пять.
Дюковский молчал и не отрывал своих колючих глаз от побледнев-
шего лица Псекова. Молчание нарушил следователь.