Упрощенная HTML-версия
И Г О Р Ь С У Х И Х
2 8
С привычной точки зрения, несмотря на присутствие комических
эпизодов (связанных главным образом с Епиходовым и Симеоновым-
Пищиком), «Вишневый сад» далек от канонов классической комедии. Он
не встает в один ряд с «Горем от ума» и «Ревизором». Гораздо ближе пьеса
к жанру драмы в узком смысле слова, строящейся на свободном сочета-
нии комических и драматических, а иногда и трагических эпизодов.
Но история литературы знает, однако, и другие «комедии», далеко
выходящие за пределы комического. Это «Комедия» Данте, получив-
шая определение «Божественной», или «Человеческая комедия» Оно-
ре де Бальзака. Чеховское понимание жанра нуждается в специальной
расшифровке, объяснении.
Режиссеры, пытающиеся такое объяснение дать, все время наталки-
вались на принцип антиномии, противоречия.
«В третьем акте на фоне глупого „топотания“ — вот это „топотание“
нужно услышать — незаметно для людей входит Ужас: „Вишневый сад
продан“. Танцуют. „Продан“. Танцуют. И так до конца. Когда читаешь
пьесу, третий акт производит такое же впечатление, как тот звон в ушах
больного в вашем рассказе „Тиф“. Зуд какой-то. Веселье, в котором
слышны звуки смерти. В этом акте что-то метерлинковское, страшное.
Сравнил только потому, что бессилен сказать точнее. Вы несравнимы
в вашем великом творчестве», — пишет автору В. Мейерхольд 8 мая
1904 года
*
.
«Драматургия Чехова. А если все эти настроения, вся эта зализан-
ная матовость медлительных темпов — мнимые. Просто стилизация.
Выражение верхнего слоя приемами искусства начала века, любивше-
го замедленность, акварельность, блеклые краски, тихие голоса. Если
нет здесь ни элегий, ни рапсодий, а есть чеховская жизнь, чеховская —
т. е. прежде всего в своем изображении лишенная красивости, где „осет-
рина-то с душком“ неминуемо.
Если есть в этих пьесах прежде всего энергия, сила крика: „Так жить
нельзя!“ Если три сестры не плакуче-безвольны, но живут в быстром,
стремительном ритме...
Может быть, все дело в том, что поэзия таится, скрытая где-то в глу-
бине, в сути образов — и она противоположна густопсово-прозаической
внешности. И может быть, только в какие-то минуты вдруг этот внут-
ренний слой становится и наружным.
Играть быстро, энергично в среде некрасивой, прозаической. И толь-
ко в секунды вознестись поэзией, но поэзией не акварельной, а высо-
кой, трагической», — записывает в начале 1950-х годов свои догадки
о структуре чеховских пьес Г. Козинцев
**
.
*
Литературное наследство. Т. 68. М., 1960. С. 448.
**
Козинцев Г
. Собр. соч.: В 5 т. Т. 4. Л., 1984. С. 376–377.