Упрощенная HTML-версия
12
Леопольд фон Захер-Мазох
во все времена — от Елены и Далилы и до Екатерины Второй
и Лолы Монтец.
— Не могу отрицать, — сказал я, — для мужчины нет ни-
чего пленительнее образа прекрасной, сладострастной и жесто-
кой женщины-деспота, весело, надменно и безумно, по перво-
му капризу меняющей своих любимцев...
— И облаченной к тому же в меха! — воскликнула богиня.
— Как это пришло вам в голову?
— Мне известны ваши пристрастия.
— Но, знаете ли, — заметил я, — с тех пор как мы с вами не
виделись, вы стали большой кокеткой...
— О чем это вы, позвольте спросить?
— О том, что для вашего белоснежного тела нет и не мо-
жет быть более великолепного обрамления, чем этот покров из
темного меха, и что он...
Богиня засмеялась.
— Вы грезите! — промолвила она. — Проснитесь-ка! —
И она схватила меня за руку своей мраморной рукой. — Да про-
снитесь же! — воскликнула она низким, грудным голосом.
Я с усилием открыл глаза.
Я увидел тормошившую меня руку, но рука эта оказалась
вдруг темной, как из бронзы, и голос был сиплым, пьяным
голосом моего денщика, стоявшего предо мной во весь свой
почти саженный рост.
— Да вставайте же! Что это? Срам какой!
— Что такое? Почему срам?
— Срам и есть — заснуть одетым, да еще за книгой! — Он
снял нагар с оплывших свечей и поднял выскользнувшую из
моих рук книгу. — Да еще за сочинением (он открыл крышку
переплета) Гегеля... И потом, давно пора уж к господину Севе-
рину ехать, он к чаю нас ждет.