День?первый
31
рассматривать — так рассматривают ужасного мраморного
дракона на стене церкви Пополо те, кто видят его впервые.
Меня в этом драконе больше всего поражают ужасные ши-
пы, в точности такие, как у рыбы, которую недавно выбро-
сило на берег в Корнето. Разглядывая стеклянную игрушку,
я никак не могла понять, что особенного находят в ней мо-
нахини. И вот, пока я обо всем этом размышляю, до меня
вдруг доносятся взрывы такого беспечного смеха, что он мог
бы расшевелить и покойника. Так как смех становился все
громче, мне захотелось узнать, где смеются. Поднявшись со
стула, я приложила ухо к одной из щелей, а затем, вспомнив
о том, что в темноте лучше видно одним глазом, закрыла ле-
вый, а правым уставилась в дырочку, которую нашла между
кирпичами. И вот смотрю я и вижу... Ха-ха-ха!
Антония.
Что, что ты увидела? Не томи!
Нанна.
Я увидела в келье четырех монахинь, генерала и
трех молодых, кровь с молоком, послушников, которые,
сняв с почтенного старца его сутану, надели на него атлас-
ную рясу, прикрыли тонзуру шитой золотом шапочкой,
а на нее водрузили бархатный берет с хрустальными ви-
сюльками и белым плюмажем. Потом его подпоясали шпа-
гой, и бравый генерал принялся расхаживать по комнате
тяжелым шагом Бартоломео Кольони, обращаясь ко всем
с сильным бергамским акцентом. Тем временем монахи-
ни сняли юбки, а монахи — сутаны, и монахини, вернее
три из них, надели их сутаны, а та, которая облачилась
в сутану генерала, с важным видом расселась в кресле и
стала по-генеральски отдавать разные распоряжения.
Антония.
Какая прелесть!
Нанна.
Главная прелесть еще впереди.
Антония.
Да что ты говоришь!
Нанна.
Я знаю, что говорю. Почтенный святой отец по-
дозвал послушников и, опершись на спину одного из них —