Упрощенная HTML-версия
День?первый
19
Нанна.
После того как за мной затворилась дверь, да
так быстро, что я не успела попрощаться с родными, я, ра-
зумеется, решила, что меня похоронили заживо, что сей-
час я увижу женщин, умертвивших свою плоть бичевани-
ем и постом, и заплакала уже не о родных, а о себе самой.
Повесив голову, раздумывая о своем будущем, я дошла
до трапезной, где меня бросилась обнимать целая толпа
монахинь. Услышав, что меня называют сестрой, я под-
няла глаза и при виде такого множества свежих, гладких,
румяных лиц немного успокоилась и стала увереннее гля-
деть по сторонам.
«Видно, — говорила я себе, — не так страшен черт, как
его малюют». А тут еще откуда ни возьмись появилась це-
лая орава священников и монахов, а среди них несколько
мирян, все такие красивые, здоровые и веселые, каких мне
до этого не доводилось видеть. А когда каждый из них взял
за руку свою подругу, мне показалось, что передо мной
ангелы, справляющие Небесный бал.
Антония.
Небеса не трогай!
Нанна.
Мне показалось, будто это резвятся с нимфами
влюбленные юноши.
Антония.
Вот эдак будет приличнее. Продолжай.
Нанна.
Взяв своих подруг за руку, они одаривали их
поцелуями, словно соревнуясь в том, чей поцелуй окажет-
ся слаще.
Антония.
И у кого же, по-твоему, сахару было больше?
Нанна.
У монахов, разумеется.
Антония.
По какой же это причине?
Нанна.
По той самой причине, которая приводится
в легенде о странствующей венецианской блуднице.
Антония.
Ну и что было дальше?
Нанна.
А дальше все сели за стол, и это было одно из са-
мых замечательных застолий, на которых мне когда-либо