загнули, щиплют, щекочут, — мала куча, да не совсем! И! — рассы-
пался стог из цветочков.
Ожила Кострома, ожила!
Вырвалась Костромушка, да проворно к ключику, припала к клю-
чику, насытилась и опять на лужайку пошла.
И легла на зеленую, на прохладную. Лежит, развалилась, валяет-
ся, лапкой брюшко почесывает, — брюшко у Костромы мяконькое,
переливается.
Теплынь-то, теплынь, благодать одна!
Там распаханные поля зеленей зеленятся, там в синем лесу из
нор и берлог выходят, идут и текут по черным утолокам, по пробой-
ным тропам Божии звери, там на гиблом болоте в красном ивняке
Леснь-птица гнездо вьет, там за болотом, за лесом Егорий кнутом
ударяет...
Песенка вьется, перепархивает со цветочка по травушке, пестрая
песенка-ленточка...
А над полем и полем, лесом и лесом прямо над Костромушкой
небо — церковь хлебная, калачом заперта, блином затворена.