ЧАСТЬ?ПЕРВАЯ
            
            
              10
            
            
              цветочным узором. Посреди стола стоял глиняный кувшин с длин-
            
            
              ным горлышком; в нем были ирисы и ландыши. По обе стороны
            
            
              стола сидели две девушки.
            
            
              Держали они себя довольно странно: их можно было принять
            
            
              за пансионерок, бежавших из монастыря. Одна, положив локти
            
            
              на стол, старательно выводила буквы на роскошной голландской
            
            
              бумаге; другая, стоя на коленях на стуле, нагнулась над столом и
            
            
              смотрела, как пишет ее подруга. Они смеялись, шутили и, наконец,
            
            
              захохотали так громко, что вспугнули птичек, игравших в кустах,
            
            
              и прервали сон гвардии его высочества.
            
            
              Раз уж мы занялись портретами, то да будет нам позволено на-
            
            
              писать еще два — последние в этой главе.
            
            
              Стоявшая на коленях на стуле шумливая хохотунья, красави-
            
            
              ца лет девятнадцати — двадцати, смуглая, черноволосая, сверкала
            
            
              глазами, которые вспыхивали из-под резко очерченных бровей; ее
            
            
              зубы блестели, как жемчуг, меж коралловых губ. Каждое ее движе-
            
            
              ние казалось вспышкой молнии; она не просто жила в это мгнове-
            
            
              нье, она вся кипела и пылала.
            
            
              Та, которая писала, глядела на свою неугомонную подругу голу-
            
            
              быми глазами, светлыми и чистыми, как небо в тот день. Ее бело-
            
            
              курые пепельные волосы, изящно причесанные, обрамляли мягки-
            
            
              ми кудрями перламутровые щечки; ее тонкая рука, лежавшая на
            
            
              бумаге, говорила о крайней молодости. При каждом взрыве сме-
            
            
              ха приятельницы она с досадой пожимала нежными белыми пле-
            
            
              чами, которым, так же как рукам, недоставало еще округлости и
            
            
              пышности.
            
            
              — Монтале! Монтале! — сказала она наконец приятным и ласко-
            
            
              вым голосом. — Вы смеетесь слишком громко, точно мужчина; на
            
            
              вас не только обратят внимание господа караульные, но вы, пожа-
            
            
              луй, не услышите звонка ее высочества.
            
            
              Девушка, которую звали Монтале, не перестала смеяться и шу-
            
            
              меть после этого выговора. Она лишь ответила:
            
            
              — Луиза, дорогая, вы говорите не то, что думаете. Вы знаете,
            
            
              что господа караульные, как вы их называете, теперь заснули и
            
            
              что их не разбудишь даже пушкой; колокол ее высочества слышен
            
            
              даже на Блуаском мосту, и, стало быть, я услышу, когда мне нужно
            
            
              будет идти к ее высочеству. Вам просто мешает, что я смеюсь, когда