Упрощенная HTML-версия
ПИОНЕРЫ
15
Наше повествование начинается в 1793 году, лет через семь по-
сле основания одного из тех первых поселений, которые способ-
ствовали затем столь чудесному преображению штата Нью-Йорк.
Холодный декабрьский день уже клонился к вечеру, и косые
лучи заходящего солнца озаряли сани, медленно поднимавшиеся
по склону одной из описанных нами гор. День для этого времени
года выдался удивительно ясный, и в чистой синеве неба плы-
ли лишь два-три облака, казавшиеся еще белее благодаря свету,
отражаемому снежным покровом земли. Дорога вилась по краю
обрыва; с одной стороны она была укреплена бревенчатым на-
катом, а с другой склон горы был срезан, так что экипажи того
времени могли передвигаться по ней довольно свободно. Но и
дорога и накат были погребены теперь под толстым слоем снега.
Сани двигались по узкой колее в два фута глубиной. В лежавшей
глубоко внизу долине и по склонам холмов лес был вырублен но-
выми поселенцами, но там, где дорога, достигнув вершины, шла
по ровному плато, еще сохранился столетний бор. В воздухе кру-
жили мириады сверкающих блесток, а бока запряженных в сани
благородных гнедых коней были покрыты мохнатым инеем. Из их
ноздрей вырывались клубы пара, и одежда путешественников,
так же как весь окружающий пейзаж, говорила о том, что зима
давно уже вступила в свои права. Тусклая черная сбруя не бле-
стела лаком, как нынешние, и была украшена огромными медны-
ми бляхами и пряжками, которые вспыхивали, словно золотые,
когда на них падали солнечные лучи, сумевшие пробиться сквозь
густые ветви деревьев. К большим, обитым гвоздями седлам на
спинах лошадей было прикреплено сукно, заменявшее попону,
и эти же седла служили основанием для четырех квадратных
башенок, через которые были пропущены крепкие вожжи. Их
сжимал в руке кучер, негр лет двадцати. Его лицо, обычно чер-
ное и глянцевитое, сейчас посерело от холода, и в больших ясных
глазах стояли слезы — дань уважения, которую местные моро-
зы неизменно взимают со всех его африканских сородичей. Тем
не менее его добродушная физиономия то и дело расплывалась
в улыбке: он предвкушал, как приедет домой, как будет греться