Упрощенная HTML-версия
Ч А С Т Ь П Е Р В А Я
15
чересчур обтягивавших ногу, в ботинках с чересчур узким но-
ском, — какой-нибудь репортер, доставлявший вечернюю свет-
скую хронику.
Приходили и другие люди, надутые, важные, все в одинако-
вых цилиндрах с плоскими полями, — видимо, они считали, что
один этот фасон шляпы уже отличает их от простых смертных.
Наконец появился Форестье под руку с самодовольным и
развязным господином средних лет, в черном фраке и белом гал-
стуке, очень смуглым, высоким, худым, с торчащими вверх кон-
чиками усов.
— Всего наилучшего, уважаемый мэтр, — сказал Форестье.
Господин пожал ему руку:
— До свидания, дорогой мой.
Он сунул тросточку под мышку и, посвистывая, стал спу-
скаться по лестнице.
— Кто это? — спросил Дюруа.
— Жак Риваль, — знаешь, этот известный фельетонист и
дуэлист? Он просматривал корректуру. Гарен, Монтель и он —
лучшие парижские журналисты: самые остроумные и злобо-
дневные фельетоны принадлежат им. Риваль дает нам два фель-
етона в неделю и получает тридцать тысяч франков в год.
Они вышли. Навстречу им, отдуваясь, поднимался по лестни-
це небольшого роста человек, грузный, лохматый и неопрятный.
Форестье низко поклонился ему.
— Норбер де Варен, поэт, автор «Угасших светил», тоже в боль-
шой цене, — пояснил он. — Ему платят триста франков за рас-
сказ, а в самом длинном его рассказе не будет и двухсот строк.
Слушай, зайдем в Неаполитанское кафе, я умираю от жажды.
Как только они заняли места за столиком, Форестье крик-
нул: «Две кружки пива!» — и залпом осушил свою; Дюруа меж-
ду тем отхлебывал понемножку, наслаждаясь, смакуя, словно
это был редкостный, драгоценный напиток.
Его приятель молчал и, казалось, думал о чем-то, потом не-
ожиданно спросил:
— Почему бы тебе не заняться журналистикой?
Дюруа бросил на него недоумевающий взгляд: