Упрощенная HTML-версия
М И Л Ы Й Д Р У Г
10
лица, по одежде, — сколько у каждого из них должно быть с со-
бой денег. И в нем поднималась злоба на этих расположившихся
со всеми удобствами господ. Поройся у них в карманах — най-
дешь и золотые, и серебряные, и медные монеты. В среднем
у каждого должно быть не меньше двух луидоров; в любом ка-
фе сто человек, во всяком случае, наберется; два луидора по-
множить на сто — это четыре тысячи франков! «Сволочь!» —
проворчал он, все так же изящно покачивая станом. Попадись
бывшему унтер-офицеру кто-нибудь из них ночью в темном
переулке, — честное слово, он без зазрения совести свернул бы
ему шею, как это он во время маневров проделывал с деревен-
скими курами.
Дюруа невольно пришли на память два года, которые он про-
вел в Африке, в захолустных крепостях на юге Алжира, где ему
часто удавалось обирать до нитки арабов. Веселая и жестокая
улыбка скользнула по его губам при воспоминании об одной
проделке: трем арабам из племени улед-алан она стоила жизни,
зато он и его товарищи раздобыли двадцать кур, двух баранов,
золото, и при всем том целых полгода им было над чем смеяться.
Виновных не нашли, да их и не так уж усердно искали, —
ведь араба все еще принято считать чем-то вроде законной до-
бычи солдата.
В Париже — не то. Здесь уж не пограбишь в свое удоволь-
ствие — с саблей на боку и с револьвером в руке, на свободе,
вдали от гражданского правосудия. Дюруа почувствовал, как
все инстинкты унтер-офицера, развратившегося в покоренной
стране, разом заговорили в нем. Право, это были счастливые
годы. Как жаль, что он не остался в пустыне! Но он полагал,
что здесь ему будет лучше. А вышло... Вышло черт знает что!
Точно желая убедиться, как сухо у него во рту, он, слегка
прищелкнув, провел языком по нёбу.
Толпа скользила вокруг него, истомленная, вялая, а он, за-
девая встречных плечом и насвистывая веселые песенки, думал
все о том же: «Скоты! И ведь у каждого из этих болванов водят-
ся деньги!» Мужчины, которых он толкал, огрызались, женщи-
ны бросали ему вслед: «Нахал!»