Упрощенная HTML-версия
К АПИТАН?ФРАК АСС
22
Когда шествие достигло фантастической спальни, уже описанной
нами, старый слуга, подойдя к медному светильнику с одной горелкой,
зажег фитиль, изогнувшийся в масле, как глист в спирту, выставленный
у аптекаря, после чего удалился в сопровождении Миро. Вельзевул,
который пользовался особыми привилегиями, устроился на одном из
двух кресел. Барон опустился на второе, удрученный одиночеством,
бездельем и скукой.
Если комната и днем представлялась обиталищем привидений, то
вечером в зыбком свете медной лампочки дело обстояло куда хуже.
Шпалеры принимали мертвенный оттенок, а освещенный охотник
точно оживал на фоне темной зелени. Прицелившись из аркебузы, он,
как убийца, караулил жертву, и красные губы еще ярче выступали на
его бледном лице. Казалось, это рот вампира, обагренный кровью.
От сырости огонек лампы потрескивал, то вспыхивая, то затухая,
ветер гудел в коридорах, как орган, и непонятные жуткие шумы раз-
давались в пустынных комнатах.
Погода испортилась, крупные дождевые капли барабанили в стекла
окон, и те дребезжали, сотрясаемые шквалом. Казалось, оконная рама
вот-вот поддастся и распахнется, словно ее кто-то толкал снаружи. Это
буря наваливалась на утлую преграду. Временами, вступая в общий
хор, одна из сов, гнездившихся под крышей, испускала пронзительный
крик, похожий на вопль ребенка, которого режут, или сердито стучала
крыльями в освещенное окно.
Но владелец печального замка, привычный к этой зловещей му-
зыке, не обращал на нее ни малейшего внимания. Только Вельзевул?
с беспокойством, присущим животным его породы, при всяком шоро-
хе настораживал остатки ушей и пристально вглядывался в темные
углы, словно различал в них нечто незримое для не приспособленного
к мраку человеческого глаза. Этот кот, ясновидец с дьявольским име-
нем и обличьем, привел бы в трепет всякого менее храброго, нежели
барон; судя по загадочной мине кота, немало удивительного должно
было открыться ему во время ночных прогулок по чердакам и нежи-
лым покоям замка, и не раз, надо полагать, где-нибудь в дальнем конце
коридора бывали у него встречи, от которых у человека вмиг побелели
бы волосы.
Сигоньяк взял со стола книжечку с вытисненным на потертом пере-
плете фамильным гербом и стал машинально перелистывать ее. Глаза
его прилежно скользили по строчкам, но мысли были далеко и не же-
лали сосредоточиться на одах и любовных сонетах Ронсара, невзирая
на их превосходные рифмы и хитроумные повороты, возрождающие
искусство греков. Вскоре он отбросил книгу и начал расстегивать