Упрощенная HTML-версия
А Р Т У Р КОН А Н ДОЙЛ
12
наблюдения, превосходным средством срывать покровы с челове-
ческих побуждений и поступков. Но допустить вторжение чувства
в свой утонченный и великолепно отрегулированный внутренний
мир значило бы для изощренного мыслителя внести туда хаос, ко-
торый бросил бы тень на все достижения его мысли. Песчинка,
попавшая в чувствительнейший прибор, или трещина в мощной
линзе причинила бы меньше неприятностей такому человеку, как
Холмс, нежели страсть. И тем не менее одна женщина для него
все-таки существовала, и этой женщиной была покойная Ирен Ад-
лер, особа весьма и весьма сомнительной репутации.
Последнее время я редко виделся с Холмсом: моя женитьба от-
далила нас друг от друга. Безоблачного счастья и чисто семейных
интересов, которые возникают у человека, когда он впервые ста-
новится хозяином в собственном доме, было достаточно, чтобы
поглотить все мое внимание. Между тем Холмс, как истый пред-
ставитель богемы, ненавидевший все формы светской жизни,
оставался в нашей квартире на Бейкер-стрит, погребенный среди
своих старых книг, чередуя недели увлечения кокаином с присту-
пами честолюбия, дремотное состояние наркомана — с бешеной
энергией, присущей его неистовой натуре.
Как и прежде, он был глубоко увлечен разгадкой преступлений.
Свои огромные способности и необычайный дар наблюдатель-
ности он отдавал выяснению тех тайн, от которых, признав их
неразрешимыми, отказалась государственная полиция. Время от
времени до меня доходили смутные слухи о его делах: о том, как
его вызвали в Одессу в связи с убийством Трепова, о том, что ему
удалось пролить свет на загадочную трагедию братьев Аткинсон
в Тринкомали, и, наконец, о весьма тонко и успешно выполненном
деликатном поручении голландского королевского дома. Однако,
помимо этих сведений, которые я так же, как и все читатели, чер-
пал из газет, мне мало что доводилось слышать о прежнем друге
и товарище.
Однажды вечером — это было 20 марта 1888 года, — возвра-
щаясь от пациента (я теперь вновь занялся частной практикой),
я очутился на Бейкер-стрит. Я проходил мимо знакомой двери,
которая навсегда связана в моей памяти с тем временем, когда я
был влюблен, и с мрачными событиями «Этюда в багровых то-
нах», и меня охватило острое желание вновь повидать Холмса,
узнать, чем теперь занят его замечательный ум. Окна были ярко
освещены, и я даже увидел его высокую, худощавую фигуру, кото-
рая дважды темным силуэтом промелькнула на спущенной што-
ре. Он стремительно шагал из угла в угол, низко опустив голову