28
            
            
              
                Вольтер
              
            
            
              в глазах архимага по имени Иебор, глупейшего из халдеев и, сле-
            
            
              довательно, самого фанатичного из них. Этот человек охотно
            
            
              посадил бы Задига на кол во славу солнца и потом с самым удов-
            
            
              летворенным видом стал бы читать требник Зороастра. Друг За-
            
            
              дига Кадор (один друг лучше ста священников) пошел к старому
            
            
              Иебору и сказал ему:
            
            
              — Да здравствует солнце и грифы! Берегитесь наказывать За-
            
            
              дига: он святой и держит в своем птичнике грифов, но никогда
            
            
              их не ест, а его обвинил еретик, утверждающий, что кролики не
            
            
              принадлежат к нечистым животным, несмотря на то, что у них
            
            
              раздельнопалые лапы.
            
            
              — Хорошо, — сказал Иебор, покачивая лысой головой, — За-
            
            
              дига надо посадить на кол за то, что он дурно думал о грифах,
            
            
              а того — за то, что он дурно говорил о кроликах.
            
            
              Кадор, однако, замял дело через посредство одной фрейлины,
            
            
              которую он осчастливил ребенком и которая пользовалась боль-
            
            
              шим вниманием магов. Никто не был посажен на кол, по поводу
            
            
              чего многие ученые роптали, предрекая гибель Вавилона. Задиг
            
            
              воскликнул:
            
            
              — Как хрупко человеческое счастье! Меня преследует в этом
            
            
              мире все — даже то, что не существует. — Он проклял ученых
            
            
              и решил иметь дело исключительно со светскими людьми.
            
            
              Он собирал у себя самых благовоспитанных мужчин и самых
            
            
              приятных дам, давал изысканные ужины, нередко предваряемые
            
            
              концертами и живой беседой, из которой он умел изгонять поту-
            
            
              ги на остроумие, ибо они-то и убивают остроумие и вносят при-
            
            
              нужденность в самое блестящее общество. Ни в выборе друзей,
            
            
              ни в выборе блюд он не руководствовался тщеславием, ибо хотел
            
            
              не казаться, а быть, и этим приобрел истинное уважение, которо-
            
            
              го не думал домогаться.
            
            
              Против его дома жил некто Аримаз, человек, чья грубая фи-
            
            
              зиономия носила отпечаток злой души.