Упрощенная HTML-версия
Ф. М. Д О С Т О Е В С К И Й
34
не человек, а, знаете, какое-то существо среднего рода.
Селится он большею частию где-нибудь в неприступ-
ном углу, как будто таится в нем даже от дневного света,
и уж если заберется к себе, то так и прирастет к свое-
му углу, как улитка, или, по крайней мере, он очень по-
хож в этом отношении на то занимательное животное,
которое и животное и дом вместе, которое называется
черепахой. Как вы думаете, отчего он так любит свои
четыре стены, выкрашенные непременно зеленою кра-
скою, закоптелые, унылые и непозволительно обкурен-
ные? Зачем этот смешной господин, когда его приходит
навестить кто-нибудь из его редких знакомых (а конча-
ет он тем, что знакомые у него все переводятся), зачем
этот смешной человек встречает его, так сконфузившись,
так изменившись в лице и в таком замешательстве, как
будто он только что сделал в своих четырех стенах пре-
ступление, как будто он фабриковал фальшивые бумаж-
ки или какие-нибудь стишки для отсылки в журнал при
анонимном письме, в котором обозначается, что насто-
ящий поэт уже умер и что друг его считает священным
долгом опубликовать его вирши? Отчего, скажите мне,
Настенька, разговор так не вяжется у этих двух собесед-
ников? отчего ни смех, ни какое-нибудь бойкое словцо
не слетает с языка внезапно вошедшего и озадаченного
приятеля, который в другом случае очень любит и смех,
и бойкое словцо, и разговоры о прекрасном поле, и дру-
гие веселые темы? Отчего же, наконец, этот приятель,
вероятно, недавний знакомый, и при первом визите, —
потому что второго в таком случае уже не будет и при-
ятель другой раз не придет, — отчего сам приятель так
конфузится, так костенеет, при всем своем остроумии