Упрощенная HTML-версия
17
всяческих фальсификаций, все же счел излишним изображать скорбь, кото-
рой не испытывал. Он радовался событию, влагающему в его руки прекрасный
скипетр Франции. И обещал себе держать его так, чтобы все запомнили.
Оставив другим заботы о похоронах, он прежде всего занялся приго-
товлениями к поездке в Реймс для миропомазания. Чтобы сопровождать его,
герцог Бургундский созвал дворян с их армиями из всех провинций. Увидев
всех этих людей, Людовик счел, что дядюшка чересчур развернулся ради него,
и под предлогом избавления страны, через которую проследует кортеж, от
расходов на размещение столь многочисленного воинства попросил герцо-
га отказаться от этой идеи. Однако Филипп оставил при нем отряд в четыре
тысячи человек и возглавил его, идя подле нового короля, который выглядел
еще более тщедушным, чем обыкновенно, подавленный столь пышным сопро-
вождением.
На церемонии миропомазания, которая произошла в день Успения, имен-
но герцог Бургундский возложил корону на чело «монсеньора Людовика». Тот-
час после этого король принял поздравления делегаций и сразу сообщил болт-
ливым ораторам, что ему нравятся краткие и ясные речи. И чтобы милосердие
стало первым деянием его правления, объявил, что дарует свое прощение всем
недругам — кроме восьмерых. Поскольку этих восьмерых он не назвал, многие
опасались оказаться в числе тех, кто останется в его немилости.
А теперь он день ото дня постепенно приближался к Парижу. Собрались
толпы народу. Такой давки никогда прежде не бывало. Конных было так много,
что многим пришлось довольствоваться ночлегом в предместьях, порой даже
в двух лье от города. Продовольствие стало бы недоступным, если бы король не
приказал, чтобы торговцы не драли с покупателей три шкуры и не надбавляли
цены на вино. Он знал, что народ черпает веселье из винных бочек и что самые
бурные приветствия — те, что обильно увлажнены.
Кортеж был невиданно богатым. Восседая на конях с роскошной упряжью
и под балдахинами, за королем, возвышаясь над ним своей статью, двигался гер-
цог Бургундский в сопровождении своего сына, графа Шароле, который в один
прекрасный день станет Карлом Смелым. Фасады домов были затянуты штоф-
ной тканью, повсюду возведены подмостки. Любопытные забирались даже на
крыши, цеплялись за каминные трубы. На площадях разыгрывали прекрасные
мистерии; у входа в Шатле построили реконструкцию укреплений Дьеппа, взя-
тых Людовиком, когда он был дофином.