Публикации

— Потому, видимо, и решил, что книг так много. В околоправославных кругах Николая II считают искупителем, чья жертва сопоставима с жертвой Христа, — этой точки зрения придерживается, например, известная певица Жанна Бичевская... Так что изучение этой сложной, противоречивой и мифологизируемой фигуры интересно, актуально и полезно. Я не писал биографию вообще, а изучал личность через главную идею, пронесенную этой личностью через всю жизнь. Такой идеей и было самодержавие. В этой идее он был воспитан — мне предстояло изучить, как и кем он был воспитан, что за принципы самодержавного строя он усвоил, как он эти принципы пытался отстаивать, на какие компромиссы шел, сколько стоили ему эти компромиссы и как, наконец, эти принципы его погубили. Первоначально я собирался назвать книгу «Persona privata на престоле». Это латинское выражение можно перевести двояко: и как частный человек, и как… не вполне дальновидный человек, что ли, живущий в своем мирке. Но по мере сбора материала и работы с ним я понял, что это будет неправильно, хотя он, безусловно, был человеком частным. Безусловно, он любил больше всего семейную жизнь, это для него было ценностью первичной. Но, рожденный для власти и рано вставший у кормила этой власти, был вынужден исполнять те обязанности, которые возложило на него провидение. Он честно относился к своему служению. С течением времени император Николай II стал одним из лучших в России знатоков внешней политики. Его надо изучать не по тем формальным, известным широкой публике фразам, а по многословным резолюциям: здесь мы увидим более тонкого человека, более серьезного политика, чем принято думать. Он не был выдающимся государственным деятелем, но считать его ограниченной посредственностью, как заявляла советская историческая наука, нельзя категорически. Не стоит быть его адвокатом — и совсем уж неправильно быть его прокурором. Я не сторонник восточной мудрости, согласно которой понять — значит простить, но я убежден, что существует историческая давность, которая должна снимать субъективизм, агрессию...

— Но времени прошло довольно много, а страсти-то не утихают!

— После падения коммунизма в России черное сразу сменилось белым, а зло — добром. Изменение знаков не есть путь к истине, а есть путь в никуда.

— Вы в своей книге не обходите острые вопросы, работающие скорее на отрицательный имидж последнего русского царя…

— Неправильно оценивать его с точки зрения абстрактной этики: «хорошо» он делал или «плохо». Он жил, ошибался, совершал не всегда корректные поступки, но это не плохо и не хорошо. Николай II — обычный человек, он не Юлий Цезарь и не Александр Македонский. Просто он жил в такую эпоху, что стал символом, — тем он для нас и интересен. Для Николая II власть не была самоцелью. Для него идеал — правильное самодержавное управление, как он его понимал. И он отстаивал это свое понимание, будучи человеком идейным. В этой связи я хотел бы коснуться демонической для некоторых, святой для некоторых фигуры Григория Ефимовича Распутина. Дело было не только в том, что он каким-то образом лечил цесаревича, — важно, что Распутин был олицетворением простого русского народа. Нельзя абстрактно любить народ. Григорий Ефимович и был персонифицированным народом, большинство в котором составляли русские крестьяне. Распутин в последние годы действительно частенько вел разгульный образ жизни. Акцентировать на этом внимание можно постольку, поскольку в тот момент данное обстоятельство было блестящим поводом для дискредитации самодержавия. Не было бы Распутина — придумали бы другого.

Хочу сказать: для императора было важно преодолеть средостение, то есть стену, отделявшую его от народа. Под средостением он понимал бюрократию и властолюбивую либеральную интеллигенцию. Николай II стремился войти в непосредственный контакт с народом, он искренне хотел добра всем своим подданным, и прежде всего — мужикам. Но как это «добро» осуществить в политической и экономической жизни — однозначного ответа не существует. Не забудем, что 85 процентов тогдашнего населения страны были просто неграмотными. В свое время Победоносцев находил целесообразным развитие церковно-приходских школ, при нем их количество выросло значительно. Но при этом он считал, что образование народа не надо вести дальше элементарного чтения, письма, счета и знания нескольких молитв, что необходимо народ «законсервировать», потому что он — хранитель благочестия. Точно неизвестно, насколько эти взгляды были близки Николаю II, но скорее всего внушенное ему с детства тем же Победоносцевым мнение, что необходимо хранить народ от тлетворного влияния интеллигенции, он разделял. Можно ли было реально оставить этот самый народ в «безвоздушном» пространстве? Конечно нет, все равно городское влияние в сельскую среду проникало. Так вот, я думаю, что именно благодаря такому состоянию народа эксперимент, затеянный Лениным со товарищи, удался.

Беседовала Татьяна КИРИЛЛИНА

Жестокость и мягкосердечие

Его художнический талант позволяет рисовать вполне фантастические, но реальные фигуры. Он воссоздаёт мир невероятных персонажей, чьи жестокость и мягкосердечие, испорченность и чувство бандитской чести, вульгарность и страдания вылепливают единственную в своём роде разоблачительную картину советского общества от позднего сталинского времени до 70-х годов ХХ века.
Кочергин лаконичен. Истории, пережитые им, со всей их болью, внезапным везением и всякий раз неожиданным счастьем воздействуют на читателя совершенно необъяснимым, но тем более сильным образом. Трагическое, невыносимое в его рассказах порой приобретает комические черты, чтобы вновь перехватить горло состраданием к героям. Автор не открывает заново человека, он показывает человеческую личность во всей её действительной «роскоши», каковая не могла быть убита и в социалистическом обществе. Когда спустя много лет после разлуки мальчик Кочергин вновь встречается со своей мамой, освобождённой по амнистии, взрослый писатель Кочергин отказывается от любого намёка на сентиментальность. Захватывающая простота этой сцены потрясает, поэзия несказанного следует из самой драматургии человеческого – это сделано на самом высоком литературном уровне.
В России Кочергин получил премию «Триумф» за эту книгу. Немецкий перевод выполнен образцово. Небольшое маннгеймовское издательство «Persona» великолепно оформило эту книгу и снабдило замечательными, содержательными комментариями.

Стратегия

Санкт-Петербургскому издательству «Вита Нова» еще нет и десяти лет, но никому и в голову не придет называть его «молодым» и уж тем более новодельным. И не только из-за внешнего облика его книг, вызывающих в памяти выдающиеся образцы дореволюционной книжной продукции. В то время как многие другие отечественные издательства, в том числе крупнейшие, большая часть которых появилась в постсоветскую эпоху, бросались со свойственным нетерпеливой юности радикализмом из крайности в крайность, — меняли авторов, серийность, облик книг, эстетические предпочтения, — «Вита Нова» все эти годы неуклонно следовала раз навсегда выбранной стратегии: возрождение лучших традиций отечественного книгоиздания, создание книги как совокупного произведения искусства — не только и не столько источника информации, сколько артефакта, для которого неповторимое штучное художественное решение (верстка, дизайн, переплет, иллюстрации) не менее важны, чем текст.

Проекты

 «Вита Нова» делает книги, в которых, перефразируя А. П. Чехова, всё должно быть прекрасно. Именно поэтому издательство печатает, не бросаясь на новомодные имена, в основном произведения классические, прошедшие проверку временем: Ариосто, Бокаччо, Булгаков, Гомер, Данте, Достоевский, Пушкин, Сервантес, Толстой, Чехов…  Эти издания иллюстрируются не только произведениями Г. Доре, М. Лелуара, У. Х. Робинсона, Ф.-Л. Шмида и других мастеров прошлого, но и работами виднейших современных художников, среди которых Б. Заборов, Э. Кочергин, Ю. Норштейн, А. Петров, Г. А. В. Траугот (коллективный псевдоним Александра и Валерия Трауготов), М. Шемякин,  …
Отдельный проект издательства – издание русской классики в иллюстрациях Александра Алексеева (1901–1982), выдающегося отечественного художника, великого мультипликатора, изобретателя игольчатого экрана, с помощью которого мастер работал и над своими мультфильмами, и над книжной графикой. Большую часть жизни Алексеев провёл в эмиграции и потому мало известен отечественной публике.
Классика, как известно, тем и отличается от обыкновенной беллетристики, что каждое новое поколение находит в ней что-то новое и важное, чего не видели предыдущие, и интерпретации классических произведений, предлагаемые современными художниками, вновь делают эти произведения живыми, актуальными, молодыми – в лучшем смысле этого слова.

Коллекция

Хорошего редко бывает много, и потому «Вита Нова» не гонится за сумасшедшими тиражами. Тиражи выпускаемых издательством книг редко превышают полторы тысячи экземпляров, так что очень скоро эти книги становятся библиографической редкостью, отчего их стоимость на специализированных аукционах возрастает многократно. «В первую очередь, — отмечают в издательстве, — это касается нумерованных экземпляров - небольшой части тиража каждой из книг, выходящих в сериях «Фамильная библиотека» и «Рукописи», которые отличаются особым оформлением, а также наличием специальных приложений — изобразительных, литературных и т. п. Эти книги отличает другой цвет переплета, золотой или серебряный трехсторонний обрез, специальный футляр». Книги «Вита Нова» никогда не допечатываются – это принципиальная позиция издательства со времени его основания — знак уважения к коллекционерам, которые могут быть уверены, что приобретают уникальное издание.
Многие из этих книг находятся в коллекциях Государственного Эрмитажа, Российской академии художеств, библиотеке Президента Российской Федерации, других престижных собраниях, в том числе частных, владельцы которых прекрасно знают: книги «Вита Нова» — это вечный актив. Вечно молодой, если угодно.

Й. Б.: Эдуард Кочергин рассказывает о людях и ландшафтах. Его точка зрения «снизу», с «социального дна», где он ребёнком прошёл суровую школу. Его русский отец исчез в сталинском лагере «из-за кибернетики», из-за буржуазной лженауки, его польская мать была арестована как польская шпионка. В приёмной семье он путешествовал под рабочий стол театрального столяра и полюбил запах и вкус  стружек. Позднее Кочергин был помещён в детприёмник в Сибири. Восьми лет от роду он был настолько самостоятелен, что решился на побег в Санкт-Петербург. Путешествие мальчика длилось несколько лет. Об этих приключениях Кочергин тоже рассказывает в своей книге. Слово Томасу Решке, одному из переводчиков книги:

Т. Р.: Кочергин даёт своей книге подзаголовок: «Записки рисовального человека». Ещё ребёнком он начал рисовать, позже стал известным сценографом, стало быть, проза его чрезвычайно близка изобразительному искусству. Уже в детстве он пережил столько драматического и трагического (нищенствовал, был членом воровской шайки), что всю жизнь испытывал потребность перенести весь свой трагический жизненный опыт на бумагу. Наконец, это ему удалось и так удалось, что все рецензенты буквально зашлись от восторга.

Й. Б.: Кочергин рассказывает о быте и жизни улицы. Его герои — инвалиды войны и мошенники, партийные функционеры, опустившиеся учёные, проститутки, священники и … привидения. В этих небольших моментальных снимках русской судьбы очень много пьют и ругаются. Проблема для переводчика, не так ли?

Т. Р.: Мы не можем себе представить, как широко был распространён лагерный жаргон. Ведь при Сталине в лагерях сидели миллионы. У них развился собственный язык, выжившие вносили элементы этого языка в русскую повседневную речь, чем заметно её «обогатили», — можно взять это слово в иронические кавычки, а можно и не брать, потому что действительно обогатили.

Й. Б.: Но для этого жаргона в немецком языке нет никаких соответствий.

Т. Р.: Да. Русские ругательства, как правило, связаны с сексуальной сферой, тогда как немецкая сфера ругательств черпается из фекального вокабуляра, в связи с чем довольно трудно переводить русские ругательства.

Й. Б.: Томас Решке прочтёт отрывок из своего перевода рассказа «Ангелова кукла», давшего название всему сборнику. Место действия – просторный парк имени Ленина в послевоенном Петербурге, герои рассказа — девочки-подростки, которые отдаются мужчинам, чтобы «хоть что-то поесть». Их командирша — 15-летняя Аришка.

Т. Р.: «В островной округе приблатнённое хулиганствующее пацаньё панически уважало Аришку. Трое амбалов-шмаровозов, по-петроградски — прихахуев, опекавших артель, целиком подчинялись ей, боясь, что в любой момент она их опустит до валетов. Естественно, все промокашки смотрели ей в рот беспрекословно. И только в отсутствие Аришки парколенинские бездельные малые огольцы позволяли себе, окружив стаю девчонок, обидно дразниться:
Галка-давалка, где твоя чесалка,
Анька-лохматка, Нюрка-мохнатка,
Где ваша кроватка,
Катька-мочалка, Люська-покрывалка,
Зыза-косолапка, Пашка-кувыркашка,
Зверинская букашка».

Вот все эти языковые штучки, которые сейчас так просто воспринимаются на слух, требовали наибольшей работы, тщательнейшей шлифовки.

Й. Б.: Книга великолепно построена. Калейдоскоп историй на редкость пёстр и полон жизни. Кое-какие случаи происходят в некогда пышных петербургских квартирах, куда театральный художник Кочергин отправлялся в поисках старых, подлинных вещей для спектаклей. Но самое сильное впечатление оставляют рассказы, в которых Томас Решке видит:

Т. Р.: Низость и жестокость, которые трудно себе представить. Я думаю о том рассказе, в котором слепой мальчик боится, что ему отрежут руку: тогда он будет возбуждать больше жалости, ему будут подавать больше милостыни, а только этого-то шайке воров и нужно. И это ребёнок, которого ещё можно спасти. С другой стороны, потрясает трудно объяснимая доброта, человечность, гуманность, которые каким-то чудом появляются в этом жестоком мире. 

Й. Б.: Книга, вышедшая в уважаемом издательстве Лизетты Буххольц «Persona», переведена тремя специалистами по русской литературе: Гана-Мария Браунгардт, Рената Решке и Томас Решке сотрудничали на очень хорошей основе.

Т. Р.: Мы трое довольно опытных людей, и мы хотели бы объединить наш опыт, наш – позвольте мне тут привстать на цыпочки – интеллект, наши умения, чтобы создать по возможности оптимальный образ этой замечательной книги на немецком языке.