Публикации

И вместе с тем книга всегда оставалась для русского читателя притягательной в силу своей экзотичности. Северный человек сдержан и всегда одет, по большей части тепло. Мы, северяне, всегда ощущаем свою отделенность от окружающего мира. Наши приключения — прежде всего приключения души.
Не то с персонажами Маркеса. Они одеты весьма условно, а пот, пропитывающий их одежду, только приближает их тела к окружающему их воздуху. Приключения героев Маркеса — это приключения плоти. Наверное, Маркес был первым писателем, который показал, насколько чудесным может быть плотской мир. Чудесным и вместе с тем целомудренным.
Книга Маркеса при всей ее откровенности никогда не будоражит эротических фантазий. Фантазировать можно о том, что видно в замочную скважину, но как фантазировать о явленном, детски обнаженном?
Моя мама дала мне эту книгу, когда мне было двенадцать лет. Я с сомнением перелистала том (издание 1971 года). Ни картинок, ни разговоров. Мама сказала: "Прочитай первые сорок страниц, и если ты ни разу не засмеешься — можешь дальше не читать".
Почему она так сказала? И над чем можно смеяться в романе Маркеса — ведь там нет ничего комического?
Я захохотала на сорок первой странице: "...в воскресенье появилась Ребека... Весь багаж новоприбывшей состоял из сундучка... и парусинового мешка: из него все время слышалось "клок, клок, клок" — там лежали кости ее родителей".
Смеялась я не потому, что мне была смешна девочка, путешествующая с костями родителей, да еще с такими говорливыми костями; я смеялась от радости, от переполнявшего меня восторга: каким удивительным, ярким, ни на что не похожим может быть мир! И как ничтожна может быть граница между миром и человеком, между плотью мира и плотью человека. Как счастливы, должно быть, люди, умеющие не отделять себя от собственной жизни.
Книга навсегда стала другом, спутником, собеседником. Перечитанная множество раз, замусоленная.
Мне повезло, у меня было хорошее издание (серия "Зарубежный роман XX века"), а каково приходилось тем, кто вынужден был довольствоваться пересказами? (Потому что свою книжку я никому не давала). И в результате появилась машинописная перепечатка...
Понадобилось почти тридцать лет, чтобы аналог этой перепечатки вышел в издательстве "Вита Нова". Серия "Рукописи" представляет стильную имитацию машинописной копии "Ста лет одиночества", переплетенную, как переплетали самодельные книги когда-то, и с наклейкой, содержащей простую, "машинописную" же, надпись.
Но, конечно, это игра. Ни одна книжка-самоделка не могла содержать таких великолепных иллюстраций. О работах художника А.Кабанина (всего их опубликовано в книге 53) следует сказать отдельно. Это очень "простые" картинки. Они яркие, их образы легко узнаваемы и не искажены так называемым "авторским представлением". Это иллюстрации в наилучшем, высшем понимании слова: верные спутники текста, его деликатные толкователи, не претендующие на полемику с самим текстом и не насилующие читателя. Если бы я увидела их тогда, в мои двенадцать лет! "Сто лет одиночества" поистине превратилась в книгу с картинками.
Глубокое и содержательное предисловие к роману специально написал Всеволод Багно.
Естественно, опубликованный "Вита Нова" текст перевода — "правильный" (все истинные почитатели романа не признают других переводов!), то есть Н.Бутыриной и В.Столбова. Те самые слова, которые с детских лет звучат наизусть, точно стихотворение:

Пройдет много лет,
и полковник Аурелиано Буэндиа,
стоя у стены в ожидании расстрела,
вспомнит тот далекий вечер,
когда отец взял его с собой
посмотреть на лед...

— А почему вы издаете именно классику? Не проще ли было выпускать дешевую коммерческую литературу, легкие детективчики, этакое чтиво, которое бы расходилось слету? И насколько сегодня востребованы ваши книги?
— Семь лет назад, когда мы начинали работать, выпуском серьезных литературных произведений, сопровождающихся обстоятельными литературными комментариями и качественными иллюстрациями, никто не занимался. Люфт во времени позволил нам набраться сил и занять свою нишу. И сегодня мы уже твердо стоим на ногах — у нас сформировался определенный круг своих читателей. Хотя, например, одна книга и может дожидаться своего покупателя несколько лет. Оно и не удивительно — у нас товар штучный и недешевый.
— А на кого ориентированы ваши книги?
— На любителей и ценителей книги как предмета искусства. Наши книги внешне выглядят богато, и при этом их внутреннее наполнение рассчитано на мыслящего и образованного читателя. По содержанию они скорее напоминают академические издания, мы уделяем очень серьезное внимание справочным материалам, стараемся их приблизить к академическим. И конечно наши книги приобретают коллекционеры в основном Петербурга и Москвы. С некоторыми мы дружим и активно сотрудничаем. Например, художник Михаил Шемякин не только иллюстрирует наши издания, но и собирает их. Кроме того, книги «Вита Нова» приобретают библиотеки и музеи, в том числе Эрмитаж.
— Алексей, сегодня фраза «Книга – лучший подарок» у многих вызывает лишь усмешку. Вы можете опровергнуть этот тезис?
— А я бы сказал, что книга от «Вита Нова» — не только лучший подарок. Само владение, обладание такой книгой — «праздник, который всегда с тобой».Мы хотим показать, что книга может приносить радость и удовольствие от общения с нею. Это, однако, сделать не просто. В среднем на подготовку книги у нас уходит не менее двух лет. Естественно, чтобы сделать хорошую книгу, нужна и хорошая полиграфия — печатаемся в Европе. Кстати, для оформления применяем лучшие материалы. На 90 процентов книжные переплеты сделаны из натуральной кожи. Кроме того, отдельные экземпляры украшены кожей ручной выделки. Мы реанимировали и издание так называемых графических сюит – их в свое время широко издавали парижские книгоиздатели. Это — когда офортные листы иллюстраций прилагаются отдельно к изданию в особых футлярах. Сюита может состоять из пяти листов, а может иметь и более пятидесяти. И их владелец при желании может обрамить их и даже  устроить выставку. Правда, купить подобное издание может позволить себе не каждый, ведь его цена от тысячи долларов. Кстати говоря, мы сами активно занимаемся выставочной деятельностью, участвуя в специализированных книжных выставках, и уникальной — представляя в галереях и музеях иригиналы иллюстраций из коллекции издательства.
— А были ли случаи, когда таможенники, увидев, что такие уникальные издания, просили их у вас почитать?
— Таможенники не просят… Надеюсь, они являются поклонниками нашей продукции.
— Алексей, а правда ли, что мода на украшение кабинетов корешками книг прошла, и сегодня подбирать переплеты в тон обоям и мебели уже не модно?
— Кто вам сказал? У нас периодически появляются люди, которые покупают книги не глядя. И приходят за этим даже не владельцы личных библиотек, а их библиотекари. Я, кстати, не вижу в этом ничего плохого. Но это, скорее, исключение, чем правило. Чаще всего у нас книги все-таки покупают, чтобы их читать¸ а затем как семейную реликвию передавать по наследству детям и внукам…
— А у вас самого остается время на чтение?
—Я читаю практически все книги, которые выходят в нашем издательстве, благо их не так много, поэтому успеваю. Даже «Трех мушкетеров» перечитал. А вдруг — ошибка? Был случай, когда в уже готовом тираже мы обнаружили ошибку на корешке в имени автора! Пришлось тираж пустить под нож. В семье тоже все читают. Старший сын в свой 21 год прочитал, наверное, уже не меньше, чем я. Он учится на физтехе и одновременно заканчивает полиграфический техникум.
— Какие планы у издательства по выпуску новых книг?
— В феврале-марте у нас выйдет «Борис Годунов» с иллюстрациями Бориса Зворыкина и уникальными комментариями. Выйдут лучшие стихи Сергея Есенина в серии «Рукописи». Рисунки к этой книге сделал замечательный питерский художник Валерий Бабанов в технике монотипия. Будет реализован и международный русско-грузинский проект — «Витязь в тигровой шкуре» Шота Руставели. Это будет что-то необычное! А вообще планов очень много…
— На ваш взгляд, какой должна быть идеальная книга?
— Идеальная книга – должна быть любимой книгой, сделанной с любовью. Надеюсь, мы как раз и выпускаем такие книги.

В книге будет сорок три иллюстрации. Сорок две — это связано с его годами, а сорок третья — это сложный портрет Володи, где я попытаюсь со своих позиций расшифровать эту удивительную для меня личность и донести до зрителя свою идею, свое восприятие его творчества.

А была ли какая-то концептуальная идея при иллюстрировании Высоцкого?

Я хочу показать широту его диапазона. Хотелось бы, чтобы были проиллюстрированы его гротескно–комические вещи. Володя занимался гротеском, при этом у него отсутствует карикатурность. Гротеск — это область в изобразительном искусстве и в искусстве вообще более высокая, чем карикатура, хотя карикатурой занимались многие мастера, например, Каррачи. Гротеск — искусство гораздо более страшное и более опасное. Одновременно должна быть проиллюстрирована военная тема, которую он чувствовал кожей, философские стихи. И вещи, которые он посвятил мне или нашей дружбе, например, французские песни, посвященные загулу.

Насколько я знаю, вас познакомил Барышников?

Я ведь не знал Володю в России, только его творчество. Да, нас познакомил Миша Барышников. Бывает иногда, что люди чувствуют друг друга. В тот вечер я умудрился сцепиться с Мариной Влади, Володя вышел за мной вечером на улицу, и мы до самого утра ходили по Сене. Не важно, что мы только что познакомились: дружба сразу переросла в то творческое единство, которое нас сблизило до конца его дней.

Из того, что Вы записывали, что–то осталось неизданным?

Володя перепевал у меня каждую песню иногда по пять–шесть раз. Когда мы с ним познакомились, я знал, что у него совершенно нет дисков. Я понимал, что дружба — дружбой, но прежде всего должна быть работа. Поэтому с первых дней понял, что буду оставлять его голос навсегда. Я прошел месячные курсы любителей–звукооператоров, купил аппаратуру, микрофоны, научился как полагается записывать. Обычно Володя после аэропорта, прежде чем приехать к Марине, чаще всего по дороге останавливался у меня, и начиналась работа. Замечательный звукорежиссер Миша Либерман много раз спрашивал, что за странные шорохи, которые приходится вырезать, постоянно раздаются при записи. Я объяснил, что многие песни были написаны Володей в самолете: он летел несколько часов, и в это время писал. Текста он еще не знал, поэтому переворачивал страницы. Все эти шорохи — это те песни, которые он еще не знал наизусть. Он надевал очки, потому что в последние годы у него было довольно плохо со зрением (очень смешно было видеть его в таком супернаучном виде), и пел эти песни.

Неужели вам не предлагали сделать памятник на могиле Вашего близкого друга?

В то время мне никто ничего не мог предложить. Я был невъездным, был изгнан навсегда. Даже когда умер мой отец, человек, вошедший в историю Советской армии, гражданской и Отечественной войны, у меня не было возможности приехать и присутствовать на его похоронах.
Памятник сделал Саша Рукавичников, и я был одним из первых, кто его отстаивал. Марина была категорически против этого памятника,  как и Юрий Петрович Любимов. У Любимова с Мариной была другая идея: в музее какого–то российского института, занимавшегося исследованием небесных сфер, хранился громадный обломок метеорита. Это безумно дорогая вещь, на аукционе маленький кусок метеорита может стоить десятки тысяч долларов. Они были готовы отдать этот обломок для могилы Высоцкого.
Марина в юности занималась скульптурой, и посмертную маску снимала с Высоцкого сама. Я, конечно, понимаю эти страшные минуты — снятие маски с лица любимого человека. Марина очень переживала смерть Высоцкого, она очень его любила.
Конечно, тем, что Володя прожил «энное» количество лет, мы должны быть благодарны Марине. Она буквально спасала его от смерти тем, что не давала ему пить. Но когда она однажды приехала ко мне в слезах и показала шприц и ампулы, которые выудила из кармана Володи, лежавшего у нее дома в полубессознательном состоянии, мы оба поняли, что это конец. Он продержался на игле два года. Сочетание алкоголя и морфия с пантопоном его угробило. Так называемые дружки-приятели подсадили его в свое время, а снять с иглы его было просто невозможно…
Все мы пили, я тоже пил. Об этом много говорено. Но дай Бог, чтобы каждый сумел сработать хотя бы половину того, что наработал я или Володя Высоцкий.

Если вернуться к книге, то хочется напомнить, что иллюстрации иногда не совпадают с образами читателя, которые рождаются при чтении текста. Как можно решать эту проблему?

Приглашать хорошего художника! Я всегда стараюсь в своих иллюстрациях «попасть в текст»; претензий и нареканий со стороны читателей мои иллюстрации никогда не вызывали.
Книжные иллюстрации уходят своими корнями в далекое прошлое. Книга, текст и иллюстрирование — это вещи, уже давным-давно связанные и повенчанные, от этого человечество никогда, я думаю, не откажется. Бывают, конечно, промахи и у художников, но если уж мы на сегодняшний день выдерживаем кинематограф, то что говорить о рисунке? Я недавно посмотрел сериал Бортко на тему «Мастера и Маргариты» М. Булгакова И вот, когда я увидел Маргариту, мне, например, тоже было обидно: все–таки у меня другая Маргарита — болезненная, косоглазая, как в романе, необычайно тонкая и изломанная. Многим я был очень доволен: я считаю, попал в десятку Мастер, великолепно сыгран Иван Бездомный... Остальные, конечно, большие актеры — Кирилл Лавров, которого я обожаю, и Басилашвили — но, я думаю, в театре они выгоднее бы смотрелись в спектакле на данную тему, нежели в кино. Или, вернее, не удалось осветить их в нужном ключе. Так что я думаю, что иллюстрирование — вещь менее болезненная. Все-таки здесь насилие меньшей степени, чем то, которое производит экран над сознанием зрителя или на его восприятие данной вещи.
Я надеюсь, что книга получится достойной, тем более что это то издательство и та серия, которые мне очень нравятся. На сегодняшний день, к сожалению, книжное искусство в России опущено до уровня американского книгопечатания, т.е. техника великолепная, краски великолепные, но художественный уровень просто безобразный. То, что делается в «Вита Нова»,— это отрадное явление, тем более что впервые открываются российскому читателю и зрителю такие удивительные мастера, как Александр Алексеев — сейчас уже вышло два двухтомника: «Анна Каренина» и «Братья Карамазовы». Мне судьба сделала подарок в моей жизни и творческой биографии: я хорошо знал этого художника. Он и в серьезном возрасте сохранял энергию, остроумие; я наблюдал, как он работает... Это громадный мастер. То, что сейчас великолепно напечатаны его иллюстрации к этим замечательным книгам,— это большое событие не только в мире книг, но и в мире искусства. Это очень важно.

Существуют два разных подхода к принципам книгоиздательства: подход И. Бродского («Книги должны быть дешевы, даваться на сдачу в супермаркетах и т.п.») и подход, который проповедовал В. Розанов («Книгу нужно уважать, и первый этого знак – готовность дорого заплатить»). К какому мнению склоняетесь Вы?

Сложно сказать. Я сам коллекционер (конечно, при моих финансах не очень серьезный),  но когда мне удается на аукционе купить интересную книгу с интересными иллюстрациями, это большое событие и в моей библиотеке, и в моей жизни. Книги разные: есть книги, на сегодняшний день доходящие до десятков миллионов долларов именно из-за иллюстративного материала. Я думаю, что вполне нормально, что книги издательства «Вита Нова» не очень дешевы: у них великолепное качество, и это те книги, купив которые, люди понимают, что они сделали не только великолепное эстетическое приобретение, но еще, я бы сказал, своеобразный вклад, потому что тиражи небольшие, и книги этого издательства будут становиться с годами уникальным явлением в определенных библиотеках.
Одновременно я считаю, что важно, чтобы те, кто не в состоянии покупать такие дорогие книги в кожаных переплетах с золотым тиснением, могли приобрести  «облегченный» вариант издания, доступный так называемому среднему сословию.

Вы создавали иллюстрации к разным литературным произведениям...

Я сам выбирал авторов и делал иллюстрации, которые мне никто не заказывал. В свое время, как вы знаете, я был в когорте инакомыслящих. Я очень не люблю, когда меня называют диссидентом: диссиденты — это Якир, это друг моей юности Володя Буковский, тот же Синявский был большим диссидентом, чем я. Мы были инакомыслящие. И, конечно, возможности оформлять какие-то книги или работать в издательстве у нас в то время не было. Я, если вы знаете, перед изгнанием из Советского Союза пять лет отработал грузчиком. Просто-напросто я любил книжную графику и иллюстрировал сам для себя — Гофмана, Диккенса, Достоевского. Вернее даже, я чаще всего делал не иллюстрации, а вариации на тему данного литературного произведения. Что я, пожалуй, более серьезно иллюстрировал,— это «Преступление и Наказание». Когда я работал над расшифровкой данного романа в зрительном, изобразительном ключе, я обратил внимание, что у Достоевского одна из основных спиралевидных линий, которые строят композицию романа, – это сны: первый и второй сны Раскольникова, четыре сна Свидригайлова. Я сделал иллюстративную линию, связанную со снами главных персонажей: получилось довольно интересное иллюстративное решение. И видения, галлюцинации Свидригайлова. Например, когда Свидригайлов, забыв о том, что его дворовый Филька умер, крикнул: «Филька, подай огонь!», вошел Филька, он прикурил и только потом вспомнил, что этот персонаж повесился. Он похолодел от ужаса, крикнул: «А пошел вон!». Филька вышел и больше никогда не появлялся. У меня есть иллюстрация, где Свидригайлову подает раскурить трубочку Филька в виде призрака с веревкой на шее. А образ Свидригайлова — его халат, в котором тот марширует по многим моим иллюстрациям,— настолько потряс воображение Володи Высоцкого, что он взял у меня несколько иллюстраций, и когда я посетил музей Высоцкого на Таганке, я вдруг увидел халат Свидригайлова, в котором Володя играл этого персонажа. Это было очень интересно, потому что Высоцкий полностью скопировал халат из моих рисунков, правда, спросив разрешения.
Что касается каких–то заказных вещей, пожалуй, я всегда делал то, что мне нравится. Например, я проиллюстрировал очень серьезную работу, «Бестиарий» Дмитрия Бобышева — изумительную, рафинированную вещь, выпустил ее в Италии и почти весь тираж подарил Бобышеву.   В то время у меня были возможности что-то сделать. Я оформил по любви к поэзии Юппа сборник его стихов «Пространство». Там же, в Италии, его напечатал и подарил этот тираж автору  — первому поэту-битнику. Подлинная его фамилия Таранов. В свое время Бродский хотел написать предисловие к его книжке, которую я оформлял, потом нашлись недоброжелатели, много чего наговорили, и вместо того, чтобы написать предисловие, Иосиф Бродский написал на четырех страницах вещь, в которой в общем очень талантливого поэта размазал по стенке. Я сказал Юппу: «Береги, потому что эти четыре страницы, чтобы Бродский сел и всю ночь печатал язвительное письмище,— это даже дороже того, если бы он тебя просто похвалил, как похвалил в свое время Лимонова в предисловии». А Володе Высоцкому очень нравился Юпп, особенно его битнические вещи — действительно уникальные и довольно смелые.

Опубликовано, кажется, уже почти все. И новые издания Хармса интересны, как правило, именно тем, как они составлены, какие статьи и комментарии в них входят. Над книгой “Случаи и Вещи”, выпущенной издательством “Вита Нова”, работали Алексей Дмитренко и Владимир Эрль; в ней опубликована “Хроника жизни и творчества Даниила Хармса”, составленная историком авангарда Андреем Крусановым. В первом разделе книги опубликована “Старуха” (единственная повесть Хармса) и четыре цикла, составленных самим писателем. Второй раздел — своеобразный “литературный портрет”, состоящий из писем, дневниковых записей, литературных произведений, носящих автобиографический характер. Это дает возможность попытаться представить, каким человеком был Хармс. Кому-то такой подход наверняка покажется спорным, но мне кажется, что составители вполне справились с поставленной задачей.
Отдельно стоит сказать об иллюстрациях. Кроме рисунков Хармса (впервые опубликованных в цвете) и архивных фотографий (некоторые из них обычному читателю ранее были неизвестны) в книге размещены 115 иллюстраций Юрия Штапакова, созданных специально для этого издания. Описывать интересные и талантливые иллюстрации — неблагодарное занятие, их стоит увидеть. Скажу лишь, что они выполнены в необычной технике (пластик, сухая игла, акварель — по сути, это гравюры, сделанные на кусочках старого линолеума) и что художнику нередко приходилось напрягать фантазию. Можете вы, например, представить себе рисунок к такому предложению: “Один чрезвычайно умный человек пошел в лес и там заблудился”?
К каждому экземпляру второго издания книги прилагается тетрадь избранных произведений для детей (иллюстрации Юрия Штапакова; в оформлении использована обложка тетради, в которую Хармс записывал сочинения из цикла “Гармониус”).
Кстати, первое издание “Случаев и Вещей” завоевало дипломы “Лучшие книги года” и “Искусство книги. Традиции и поиск”. Тираж книги всего 1300 экземпляров. Мало? Возможно. Но все-таки очень приятно, что в наше время, когда читают все больше с экранов карманных компьютеров, создаются книги, представляющие художественную ценность не только благодаря текстам, но и оформлению. Не так много авторов могут сопровождать нас всю жизнь. Хармс для меня – один из них. Почему? Не уверен, что на этот вопрос есть ответ.

Помните, приехав в дядюшкино имение,
Онегин шкафы отворил:
В одном нашел
Тетрадь расхода,
В другом наливок целый строй,
Кувшины с яблочной водой,
И календарь осьмого года,
Старик, имея много дел,
В иные книги не глядел.
Ленский наедине с возлюбленной превыше всего ценит книгу, жаль, что она несовершенна:
Он иногда читает Оле
Нравоучительный роман,
В котором автор знает боле
Природу, чем Шатобриан,
А между тем
    две, три страницы
(Пустые бредни, небылицы
Опасные для сердца дев)
Он пропускает покраснев.
Не надо, конечно, забывать, что были и Фамусовы, провозглашавшие: «собрать бы книги все да сжечь». Если «бредни да небылицы», так, может быть, он и прав. Хотя именно отсюда и растут наши неприятности.
Прав поэт Александр Филиппов, сказавший:
«В тиши библиотек за стеклами шкафов
Лежит спрессованный веками мозг веков».
Множество поколений воспитывалось именно на книгах, которые нередко становились семейной реликвией. Отрадно сознавать, что пиетет по отношению к книге возрождается сегодня.
Молодому петербургскому издательству «Вита Нова» всего шесть лет, но оно уже сумело зарекомендовать себя и стать авторитетным. Оно издает именно такие книги, которые способны украсить библиотеку, в том числе и домашнюю. Издания богато иллюстрированы известнейшими художниками, снабжены справочным аппаратом, а также — разнообразными приложениями, содержат самые последние открытия и исследования. Выдающийся художник Михаил Шемякин, сотрудничающий с издательством, так отзывается о нем: «Издательство «Вита Нова» — пожалуй, единственное в России издательство такого высокого уровня, где непреложны серьезный отбор иллюстраторов и бережный подход к книжному искусству».
Действительно, каждая вышедшая книга «Вита Нова» — это произведение искусства. Ее приятно держать в руках, она радует глаз; каждая книга издательства дает возможность читателю узнать гораздо больше, чем ее непосредственное содержание: сопроводительный материал готовится крупнейшими, выдающимися специалистами.
Директор издательства Алексей Захаренков признается: «Затевая историю «Вита Нова», мы исходили из эгоистических соображений — желания не только жить, но и работать в удовольствие. Как решили, так и сделали. Этим принципом и руководствуемся. Пытаемся делать только то и так, чтобы не было стыдно… Самое приятное, хотя и самое трудное,—делиться этим удовольствием, делить его с авторами и художниками, с друзьями и близкими, со всеми, кому доставляют радость книги от «Вита Нова».
Какие это книги, кто их делает, как отмечается их появление на свет, где может их приобрести истинный книголюб,— обо всем этом вы узнаете в материалах нашего журнала.